ИСКУССТВО ПОДЛОСТИ
- Если вы скажете, что подлость в нашей стране достигла уровня науки,
то считайте, что вы ровным счетом ничего не сказали о подлинной роли
подлости в нашей прекрасной стране, - говорил тот самый чиновник, что и в
предыдущих разделах. - Подлость всегда и везде находилась и находится на
уровне науки. Она просто не может существовать на донаучном уровне. Можно
смело утверждать, что первой наукой в истории человечества была именно наука
подлости. Ибо, совершая подлость, человек тем самым сразу возвышался до
уровня науки. А человек без подлости вообще немыслим. Уже само
очеловечивание наших предков было величайшей подлостью в истории Мироздания
по отношению ко всему живому. И к мертвому тоже.
Если вы хотите отразить специфику нашего общества, вы должны признать,
что подлость в нашем прекраснейшем из обществ достигла уровня искусства.
Ис-кус-ст-ва! Искусства высочайшего, тончайшего и прекраснейшего. И, само
собой разумеется, полезного. Вот ты идешь, например, со своим старым
приятелем, собутыльником и единомышленником в свое учреждение. Приятель по
пьянке совершил некий неосторожный (говори прямо - глупый) поступок. Ему
за это грозят неприятности. Вы, естественно, обсуждаете перспективы.
Естественно, поносите секретаря партбюро ("прохвост", "подхалим", "бездарь",
"кретин"), заведующего отделом ("бездарь", "кретин", "подхалим",
"прохвост"), заместителя директора ("кретин", "прохвост", "подхалим",
"бездарь") и прочих более или менее ответственных лиц учреждения, почему-то
жаждущих причинить зло Приятелю. Ты, конечно, сочувствуешь Приятелю.
Ободряешь его. Мол, мы тебя в обиду не дадим! Не те времена! Не на тех
напали!!
Вот ты вошел в свое учреждение, выполнил все должные формальности,
занял положенное тебе место в пространстве, принял привычную позу, наиболее
соответствующую состоянию деловитого безделья. И тут к тебе подходит сущая
ведьма (как по внешности, так и по сущности) - секретарша заместителя
директора ("кретина", "подхалима" и т. д.). "Шшшшшш", - заговорчески
шепчет она тебе в ухо, что в переводе на обычный язык означает: "Петр
Сидорыч просют тебя зайти". Ты, разумеется, незамедлительно вскакиваешь,
одергиваешь мятый пиджачишко, поддергиваешь засаленные и отвисшие на заднице
и на коленях брючишки, тушишь о ладонь еще не зажженную сигарету и
скользишь, опережая ведьму из дирекции, по направлению к кабинету Петра
Сидоровича. Всем видно, куда ты скользишь. Всем ясно, зачем ты туда
скользишь. Ты всем своим существом ощущаешь невысказанные мысли твоих друзей
и сослуживцев по твоему адресу: "прохвост", "блюдолиз", "стукач",
"бездарь", "карьерист"... Не буду вас утруждать перечнем эпитетов такого
рода: вы сами можете продолжить их без особого труда. Возьмите первого
пришедшего на ум вашего сослуживца и скажите себе честно и откровенно, что
вы думаете о нем. И слова неудержимым потоком заструятся по вашим мозгам:
"лицемер", "двуличный", "стяжатель", "пьяница", "нечистоплотный"...
Вот ты вошел в кабинет Петра Сидоровича. Он, конечно, не встает тебе
навстречу. Он деловито передвигает бумаги, переставляет телефонные
аппараты, карандаши. Не поднимая головы от важных бумаг на столе, кивает
тебе:
мол, присаживайся, раз пришел. Ты присаживаешься на угол стула и
изображаешь всем своим существом все то, что положено в таких случаях.
- Давненько мы с тобой не беседовали, Иванов, - произносит наконец
Петр Сидорович как бы между прочим. - Как делишки, как детишки?
Ха-ха-ха!..
- Делишки, Петр Сидорович, как говорится, дрянь, а детишки - пьянь.
Хи-хи-хи!
- Ха-ха-ха! Да ты никак шутник, Иванов! Ха-ха-ха!
- Хи-хи-хи!
- Ха-ха-ха!
- Хи-хи-хи!
- Ну, хватит! Пошутили, и хватит. Я тебя не для анекдотов позвал,
Иванов. Дело серьезное. Пятно на коллективе!
- Знаю, Петр Сидорович!
- Плохо знаешь, Иванов! Дело-то хуже оборачивается. Органы
заинтересовались.
- Не может быть, Петр Сидорыч!
- Все может быть, Иванов! Вы ведь с Петровым закадычные друзья?
- Да какие мы друзья?! Сослуживцы, Петр Сидорыч! Не больше.
- Ты же выпиваешь с ним.
- Ас кем нам выпивать не приходится?!
- Домами встречаешься.
- Сплетни, Петр Сидорыч. Сплетни. Было, конечно, пару раз. Да и то
так, случайно. Напросились в гости. Не выгонишь же!
- Сплетничают у нас, верно, много. И про меня небось...
- Что вы, Петр Сидорыч! О вас как раз не смеют.
- А что ты думаешь о Петрове, Иванов?
- А что о нем думать? Работник он, прямо скажем, не ахти какой.
- Прямо скажем - халтурщик.
- И в моральном отношении, прямо скажем, не образец.
- Прямо скажем - морально растленный тип.
- В политическом отношении... оно, конечно, того... нельзя сказать,
что...
- Не финти, говори прямо! Не наш человек!
- Нашим, конечно, не назовешь...
- Будем персональное дело заводить.
- Давно пора, Петр Сидорыч.
- Придется тебе, Иванов, на собрании выступить. Расскажешь прямо, как
честный коммунист, все, что знаешь и думаешь. А то слухи ходят, Иванов...
- Понимаю, Петр Сидорыч!
- Скоро сюда придет товарищ из органов. Он тебя ознакомит. Смотри,
Иванов, не подкачай. А то ведь и на тебя...
- Не подведу, Петр Сидорыч!
В коридоре тебя уже ждет Петров. Повсюду группками толпятся
сотрудники. Ты проходишь мимо Петрова, будто никогда не был с ним знаком, -
пусть все видят, что никакие вы не друзья. А Петрову слегка моргаешь:
мол, потом. Петров не дурак, сразу понимает, в чем дело. И сам делает
вид, что он просто покурить выскочил, что никаких шашней у него со мной нет:
зачем подводить товарища?!
Ночь, конечно, не спишь. Петров - тоже не лапоть, его голыми руками не
возьмешь. Он десятерых заложит, а сам выкарабкается. Уверен, сейчас он
строчит донос в органы, все сваливает на своих собутыльников, в том числе -
на меня, себя изображает неустойчивой жертвой морально и политически
разложившихся мерзавцев вроде меня, клянется в преданности, обещает
исправиться. Сволочь он, этот Петров! И как я раньше не заметил, что он -
не наш человек? Гнать таких из партии надо. И органы правильно делают, что
очищают общество от таких.
Настроившись таким образом и припомнив тезисы товарища из органов, ты
начинаешь обдумывать свою разоблачительную речь на партсобрании. Речь
получается красноречивая и страстная. Удовлетворенный, ты засыпаешь сном
праведника.
